Испокон веку в мае в Одессе, словно по зову трубы, но скорее
по зову сердца, одесситы начинали дачный сезон. Но за одесским летом охотились
не только одесситы. Откуда только не наезжали гости. Вот о двух таких дачниках
однажды я услышал рассказ моей бабушки. Поверьте, он стоит того, чтобы его
услышали и читатели «Одесской жизни».
Загадочная фотография
Издавна в нашем доме на стене висела одна интересная
фотография: двойной фотопортрет в аккуратной рамке. Подпись к портрету не требовалась. На нём, облокотившись на бамбуковую трость, в бесподобной шляпе
восседал на стуле наш «буревестник», то есть Максим Горький. А над ним
буревестнику подобный гордо реял Шаляпин, очевидно, гордый тем, что его шляпа
явно была побогаче. Больше всего интриговала надпись, сделанная сзади от руки:
«За доставленное беспокойство».
Эту загадочную фотографию подарили нашей семье те, кто был
на ней изображён. И загадкой было: почему не «на добрую память», а «за доставленное беспокойство»? Я терзался догадками, проводил частное
расследование и, в конце концов, убедив бабушку, что от чистосердечного
признания ей не уйти, таки заставил изложить всю правду. Правда была поистине
невероятна.
Как-то в начале прошлого века семья моей бабушки снимала
дачу на 16-й станции Большого Фонтана. Стояла дача в глубине, за мостом. При этом соседняя дача, которая тоже сдавалась, — пустовала, что обещало тихую,
спокойную жизнь. Только пустовала она недолго.
Где-то в начале июля на множестве пролёток приехала большая
шумная компания весёлых людей, а с ними прибыло десятка два коробок и букетов.
Большой Фонтан заблагоухал французским изыском. Но, слава Богу, это были не дачники, а всего лишь одесские друзья новых соседей.
А когда к ночи все разъехались, в приоткрытое окно
бабушкиной веранды постучали. Во дворе стояли двое мужчин. Узнать их было
несложно — это были Фёдор Шаляпин и Максим Горький. Как люди воспитанные, они
заглянули к соседям представиться — так в те времена было принято. А когда
встретили радушный приём, то Фёдор Иванович мигом сбегал за бутылкой
шампанского, оставшейся от благоухавших встречавших, и знакомство было
закреплено.
Театр мадам Лигиной
У соседей шумные гости бывали редко, а о богемном разгуле
вообще говорить не приходилось. Для подобных 
«радостей» одиозные соседи
отбывали в город. Но и это бывало редко, чаще они всё же пребывали на даче или на пляже, прозванном с шиком «Золотой берег».
Изредка на дачу заглядывали гонцы от мадам Лигиной. Её театр
стоял по соседству, прямо на остановке трамвая на
16-й станции Большого Фонтана (где пребывает и поныне, изредка маскируясь под кинотеатр). Прослышав о приезде Шаляпина, Лигина засылала к нему гонцов, умоляя
выступить. Но Шаляпин был непреклонен:
— Чтобы петь у Лигиной, надо быть отважным человеком!
И Горький тут же всё разъяснял. Театр Лигиной был построен с изуверской изощрённостью: галерея второго этажа то ли для вентиляции, то ли для оригинальности была сделана открытой на обе стороны — и в зал, и на улицу.
Зритель мгновенно оценил это и стал в первую очередь раскупать именно эти
места. Зачем? Это поймёт только тонкий ценитель искусства. Короче, когда
действие на сцене, мягко говоря, не ошеломляло, публика галереи мгновенно своё
внимание и своё бренное тело разворачивала на 180° и свешивалась через перила в гуляющий, полный не театральной, а подлинной интриги мир Большого Фонтана. И тогда
наступал ад для актёров: как бы они ни надрывались на сцене, нереально было
завоевать внимание зрителя, когда снизу кто-нибудь вдруг спрашивал:
— Я извиняюсь, шо там сегодня дают у Лигиной?
Тотчас с галереи делали квалифицированную экспликацию
происходящего на сцене. Причём, галерею подправлял ещё и партер, который тоже,
слава Богу, что-то понимал в искусстве.
— Нет, с этим соревноваться нереально! — грустно
констатировал Фёдор Иванович. — Жизнь всегда выигрывает у театра, как его ни приближай к жизни.
Нетрадиционное садоводство
Дни шли. Видимо, полусонная, как летний день, и ленивая, как летний одессит, жизнь вскоре наскучила жильцам соседней дачи. И душа возжаждала
чего-то неординарного. Смешно думать, что два великих художника не способны
были это изобрести.
И вот как-то после полудня голоса за забором выдали, что к соседней даче подкатил лихач. Это было не в новинку, но одна деталь вдруг
обычное действо перевела в разряд сверхъестественного. Это была деревянная,
чисто выструганная палка, которая поплыла над живой изгородью. Секрет палки
раскрылся просто: это оказалась ручка лопаты, которую нёс на левом плече
Алексей Максимович. А вот Фёдор Иванович в каждой руке нёс по плетёной корзине,
из которых выглядывало по дюжине бутылочных головок, явно винных. Ну, корзины —
Бог с ними. Но лопата явно не вписывалась в портрет этих двух колоссов. «Неужто
они решили удариться в садоводство?» — подумали постояльцы бабушкиной дачи.
А события продолжали развиваться уж совсем невероятным
образом. Через некоторое время в саду появились знаменитые постояльцы с лопатой
и одной из корзин. Постояв с минуту на ступенях веранды, очевидно,
стратегически оценивая диспозицию (так, наверное, Кутузов обозревал Бородинское
поле перед битвой), они решительно отправились в самый дальний, самый
заброшенный угол сада. Здесь они принялись копать яму. Такого «садоводства»
благодатная Фонтанская земля ещё не знала. Ибо, как только яма была готова, в неё была помещена первая бутылка. Уже это могло удивить, но дальнейшее было
совсем за гранью: яма была тут же старательно засыпана землёй, припорошена
листьями, т.е. замаскирована. Как и Кутузов при Бородине, два наших великих
стратега явно готовили какую-то каверзу, ибо таким манером они обошли весь сад,
пряча в самых неожиданных местах по бутылке.
Затем несколько часов за соседним забором царила поистине
предгрозовая тишина. Из соседнего дома доносились только приглушённые голоса и звон бокалов.
Призраки на Большом Фонтане
Когда же наступил гамлетовский час, то есть время появляться
призраку, он явился, но не один, а с товарищем. Два размытых ночным полумраком
призрака материализовались на ступенях соседнего дома. Казалось, что они
бестелесны, ибо летний ночной ветерок легко раскачивал их могучие тела.
Впрочем, раскачивать их мог не ветерок с моря, а дух, более крепкий, со дна
бутылок. Одна винная корзина явно уже опустела, значит, «пробило двенадцать
склянок» — настал час второй корзины.
Пикантность ситуации придавала деталь, которая не могла
прийти в голову даже великому Шекспиру: в сцене участвовал и третий персонаж —
лопата. Вот это трио и двинулось в обход по саду. Переговариваясь, как им
казалось, шёпотом, призраки начали ворошить прошлое. Правда, их волновали
только коллизии этого дня. И волновало призраков одно — ГДЕ? Где сокрыта услада,
таящая блаженство? Одним словом, где покоятся те желанные, ещё полные бутылки?
Так целенаправленно начался поиск, то есть перекапывание
сада. Что ж, эти двое незаурядных людей никогда не искали лёгких путей ни в искусстве, ни в жизни. Если бы по приезде обе корзины они опустошили сразу, то,
конечно, лишили бы себя радости. Ибо сколько радости вырывалось из их груди,
когда лопата, взрыв земной пласт, звякала о стеклянное брюхо очередной бутылки!
Так юная красавица вскрикивает от прикосновения руки возлюбленного. Естественно,
что тут же присутствовали два бокала, и каждая долгожданная находка
приветствовалась скупым мужским звоном, пусть не мечей, но тоже такого, что требует определённой тренировки и выносливости.
И чётко, с педантичностью двойной итальянской бухгалтерии,
вёлся счёт. Каждую бутылку хор голосов отмечал очередным порядковым номером. И пока хор этих двух известных всей России голосов не исполнил волшебное:
«Двена-а-адцать!» — действо не прервалось. Похоже, это был единственный раз,
когда дачные соседи услышали столь любимый всеми бас Шаляпина.
А при отъезде этих милых и отнюдь не величественных людей
наша семья получила на память их фото с придачей деликатных слов: «За доставленное беспокойство». Только эта деликатная строчка и напоминала о тех таинственных
вещах, что однажды украдкой произошли в ночном саду на брегах Большого Фонтана.
Это было как сон, который, казалось, вот-вот развеется, если бы не взрытая
воронками, точно поле Бородина, соседняя дача.
Что это: забавная легенда? Слишком забавная, чтобы кому-то понадобилось её сотворять? Увы, остались только семейное воспоминание и никаких
мемориальных досок. Да и что было на них писать — «Здесь жили и пили два
великих человека»? А почему бы и нет! Ведь важно не то, что «великих», а приятно, что просто «человека».
Валентин КРАПИВА.
